На солнечной лесной лужайке
Средь разнотравья лугового
Случайно вдруг Фасоль взошла Из семени, невесть какого.
|
Не станешь ты и белоствольной,
И птиц в ветвях не приютишь.
Средь трав-сестёр ты будешь вольной И радость к жизни сохранишь!».
|
Трагедий жизнь не предвещала…
От зноя и прохладного дождя
Росточек хрупкий защищала Ковром своим пушистая трава.
|
Фасоль не слышит голос друга…
Она мечтою опьянённая своей.
И тонкий стебель тянет всё сильней, Всё выше и всё дальше от корней.
|
Фасоль, однажды потянувшись
И выглянув на Божий свет,
Увидела вдруг, оглянувшись, Берёзки стройный силуэт.
|
Уж влаги в стебле не хватает –
Её источник сил иссяк, увы…
Фасоль желтеет, увядает Средь сочной зелени травы.
|
«Хочу такой же быть красивой,
Высокой, с пышною косой,
На ласки ветра быть игривой И звонко шелестеть листвой…»
|
На солнечной лесной лужайке
В листве резвится ветерок.
В траве душистой под берёзой Шуршит Фасоли мёртвый стебелёк…
|
«Не сможешь жить чужой судьбой».
Заметил Подорожник ей.
«Не льсти другим, а будь собой! Расти, держась своих корней!
|
|
Лесные истории Смоленщины
Из личных воспоминаний одного кабана
Полнолуние. Мягкий и холодный свет луны хорошо освещает весенний лес, оставляя на паутине голых ветвей, промерзших за зимние месяцы деревьев и кустов, серебристую пелену. Ковер старой, пожухлой травы, сильно помятой и еще не просохшей от весеннего таяния снега, светлой дымкой стелется по земле. Сочетание подсвеченных лунным светом и затемненных сторон всего окружающего усиливает контрастность, создавая иллюзию хорошей видимости.
Тихо. Лишь изредка еле улавливаются осторожные шорохи, напоминая о том, что и в глубокую ночь лес не спит. Наполненный разнообразным животным миром, он продолжает жить, но только по одному ему известному закону.
Вдруг, неожиданно, ночную тишину леса прервал громкий, резкий и совсем короткий звук, кем-то сломанных сухих сучьев…. Этот звук, словно выстрел, разнесся эхом на далекое расстояние. Все кругом настороженно замерло и в тот же миг из-за густого кустарника показалось что-то большое и черное. Это был матерый Кабан-секач. Он остановился под тенью могучего корневища дерева, поваленного когда-то бурей, освещаемого лунным светом, и замер. Тишина. Холодный отблеск в маленьких глазках на мощном, широком, хорошо отъевшемся рыле дикого зверя, излучал еле сдерживаемую злую ярость. В такую минуту ему нет равных в открытом бою. Внушительная масса и огромные лезвия загнутых клыков способны поразить, разорвать в клочья, растоптать любого противника. Но, не смотря на это, его сейчас всего охватило и безжалостно угнетало хорошо осознанное, обидное чувство собственного бессилия. Он еще больше насупился…. Да, так, что на нем вся щетина дыбом встала! Кабан задумался….
– Против кого все эти провокации? Против него! Главного надзирающего лесного чиновника, назначенного самой Серой Мышью – правительницей этого леса, пришедшей когда-то сюда со стороны северных болот! Не его ли на освободившуюся должность Благородного Оленя она назначила в результате известных интриг в самых дремучих участках лесной чащи, сделав главным смотрителем за всеми по соблюдению священного закона леса? Она сама при всех заявила, что очень ценит его умение «вспахивать» землю рылом так, что все тайное и скрытое от чужих глаз становится явью. Не его ли, каждый раз вспоминая с дрожью в сердце, лесное население прозвало из уважения «всевидящим оком»? И Хорек, который «рулит» сейчас на должности Серого Волка и контролирует полноту поступления оброка в лесную казну, тоже уважает и боится, паршивец. Да...! Тот самый – быстрый непоседа, который хорошо знает, где зверье свои кладовые прячет. И в действиях своих он таким шустрым бывает, что порой за ним даже его собственная мысль не поспевает. Правда за эту спешку другим из его стаи отдуваться приходится. А он от Серой Мыши за старания недавно кусок сыра на ленточке второй степени получил. Да, чего там – какой-то Хорек? Даже сам Барсук, который «порхал» до недавнего времени в должности Гордого Орла и свысока наблюдал за безопасностью лесной братвы, и тот терялся при виде моего рыла. А, ведь, никто в лесу лучше него не может отрывать тайные ходы и из них прослушивать самые тихие лесные шорохи. Поэтому и знал многое. Правда, и хитер был, прохвост! Если чего не знал, но для дела было нужно, то любую легенду придумает и выдаст как факт. Да так, что ни одна тварь лесная не усомнится!
В этот момент мертвую тишину леса нарушил довольно глухой, но достаточно громкий надрывный звук. Приятная шумная отрыжка, прорвавшаяся из утробы массивного зверя, несколько отвлекла Кабана от досаждавших его мозгам мыслей. Он потянулся, разминая где-то глубоко спрятанные мощные суставы, при этом, закрыв глазки от получаемого удовольствия, слегка приподнял тяжелое рыло и втянул через него приличную порцию свежего воздуха. Затем, сделав несколько энергичных движений массивными челюстями, сопровождаемых смачными звуками свиного чавканья, Кабан вновь приоткрыл глазки. Тихо хрюкнув от удовольствия, он продолжил свои невеселые размышления…
– Так, кто же против меня всякие провокации придумывает? Это кто, вдруг, такой смелый стал? Серая Мышь претензий мне за службу не высказывала… Да и слишком далеко отсюда ее царская нора находится, чтобы за мной следить…
Повадились как-то ко мне всякая мелочь лесная с всякими прошениями, так я их быстро отвадил…. Разъяснил, что я хоть и свинья, но по должности «Благородный Олень» – лесной чиновник значит, а не какой-то лесной общественный деятель. К тому же у меня и своих проблем достаточно. Сообразили. Теперь больше не путаются под ногами. А вообще от этой лесной мелюзги одни только неприятности! Ишь, придумали чего! Считают, что им плохо живется от того, что я страсть как люблю гнилыми яблоками полакомиться. А я действительно их обожаю…. Как начну их есть – остановиться не могу, пока все не доем. У меня потом то ли от яблок гнилых, то ли от полного удовольствия голова кругом идет. На ногах уже не стою, так я эти яблоки лежа заглатываю.
После одного такого «мандраже» в соседнем лесу под полным блаженством и в полудреме каких-то Сусликов случайно раздавил. Двое, правда, выжили, а вот одного потом, говорят, соскребали с тропы. Так, сколько потом пришлось потратить драгоценного времени и нервов, чтобы всем доказывать, что не я, а Суслики чего-то переели. Поэтому и не заметили меня на тропе и, что называется – толпой «перли» мне во встречном движении. И не я их раздавил, а они прошлись по мне, оставив после себя на тропинке мои бездыханные, растоптанные и истерзанные останки. Если бы не Кабан из соседнего леса, который приглашал меня в гости на свои яблочки, мне бы так и не поверили….
Кабан прервал свои мысли. Что-то насторожило его. Он чутко прислушался к тишине ночного леса…. Нет, все тихо! Луна уже сместилась ближе к горизонту. Еще больше почерневшее ночное небо усилилось холодным мерцанием бесконечного множества далеких звезд. Лес окутался в полную темноту. Кабан шумно и тяжело выдохнул, щелкнул крепкими зубами, вновь закрыл теперь уже потускневшие глазки и погрузился в свои воспоминания….
– Не так давно, помню, опять пришлось всласть гнилья «откушать», но, как всегда, показалось маловато, и решил, как это у пернатых чирикают – «на бреющем полете» заскочить в другое место, которое лесная публика почему-то назвала «У кедра». Однако, яблочки там довольно приличные я вам скажу, а кедром даже и не пахнет. Так меня там какие-то наглецы близко к кормушке не подпустили, хотя по моему рылу сразу видно кто перед ними «маячит». Им, видите ли, запах «кислятины» от меня не понравился! Так, опять пришлось свою власть употребить…. Вызвал по лесному телефону «Подмогу» из подведомственного бурелома, а сам тихонько мелкими перебежками удалился…. Со всей этой лесной интеллигенцией моя «Подмога» все-таки разобралась и оставила их в покое. Как видите, я слов на ветер не бросаю. А сделал все по-своему – по свински, и рога по занимаемой должности «наставил» – настроение этим «придуркам в галстуках» испортил, и память о себе незабвенную оставил…. Пусть все знают и помнят – кто есть кто!
А совсем недавно опять мне лесные «доброжелатели» провокацию подстроили…. И опять, стервецы, подловили на моем увлечении к гнилым яблочкам. И главное кто?! Какой-то паршивый Заяц с казенным стоп-сигналом! Нет, скажем, за какой-нибудь рыжей проследить…. Их сейчас столько по лесу шастает! И вечно где угодно с тропы сворачивают, да не под теми кустами разворачиваются, так еще и следы, пакостники, хвостом заметают. Нет же! Этот Заяц со стоп-сигналом, видите ли, именно меня приметил и соизволил мне Свинье, то есть, должностному Благородному Оленю замечание сделать! У меня, видите ли, ноги подкашиваются и на поворотах так заносит, что клыками пни с корнями выворачиваю! Ему, понимаете ли, кажется, что мне в таком состоянии лучше при лунном свете где-нибудь отлежаться и на лесную тропу не выходить! Я, мол, могу какую-нибудь тварь в темноте растоптать! Наглец ушастый! Он что, косой, моего рыла в темноте не разглядел?! Он что, не знает, что у меня всегда копыта после яблок от удовольствия подкашиваются?! Ох, и злой я в тот миг был…. Не помню, что было дальше…. Видно от гнева, который охватил мое рыло и притока сюда же вскипевшей крови, я был просто в беспамятстве…. Во всяком случае, я как порядочная Свинья этого Зайца сразу в лесном госпитале навестил, как только утром на свежую морду сообразил, что он на меня может пожаловаться Серой Мыши. Кто-то даже успел выдумать, что этот Косой из-за меня сотрясение мозгов получил. Я же думаю, что он просто «косит». Если, действительно дело во мне, то почему на моем рыле никаких следов не осталось? Ну, ничего…. Все будет, как я сказал этому Зайцу – по-свински! Если он от своих заячьих показаний не откажется, он у меня не то, что без стоп-сигнала останется, а даже на должность козявки в моем лесу ему места не найдется!
Очередной раз Кабан прервал свои размышления. По-прежнему кругом было тихо. Да и кто мог потревожить в этом ночном лесу нашего матерого исполина? С востока небосвод стал быстро светлеть. Свет приближающегося утра все дальше вытеснял тьму уходящей ночи. Ночной мрак лесной чащи быстро сменился сизой дымкой. Наступал новый день. Что принесет он нашему ночному герою?
Кабан, вдруг, резко развернулся и направился к ближайшему дереву. Утренняя тишина неожиданно разорвалась громким треском ломающихся сучьев под тяжелыми копытами секача. Кабан почесался о ствол дерева, слегка приподнял рыло. Потом он мощно втянул в себя воздух, на мгновение замер, словно раздумывая над чем-то, и мелкой трусцой засеменил по направлению, ласкающего его чуткое обоняние, желанного запаха.
Размышления Кабана записал и перевел Владимир Поблагуев.
Смоленск – Москва.
«Московский комсомолец», 2001.
Действующие лица:
Кабан – прокурор Смоленской области,
Серая Мышь – Путин В.В.,
Хорёк – начальник налоговой полиции области,
Барсук – руководитель ФСБ области,
Суслики – деревенские жители соседней Брянской области, которых сбил своим джипом пьяный прокурор Смоленской области в гостях у своего коллеги,
«Подмога» – ОМОН,
Заяц – молодой неопытный инспектор ГИБДД.
Следует отметить, что после публикации статьи в течение недели Кабан был уволен на пенсию. Кроме Серой Мыши все остальные герои статьи исчезли с поля зрения.
«Рокфор»
Некоторые эпизоды жизни остаются в памяти на всю жизнь. И каждый раз, вспоминая о них, вновь ощущаешь на себе то внутреннее психологическое состояние, который много лет назад уже испытал…
Служил я лейтенантом в воинской части, дислоцированной в небольшом тихом уютном западно-украинском городке, где единственным развлечением для мужиков были охота, рыбалка и общественная баня с хорошей парилкой и буфетом по пятницам. Чем увлекалась женская половина городка в свободное время – меня, в то время ещё молодого азартного охотника и рыбака, особо не интересовало…
Как-то командир части направил меня в служебную краткосрочную командировку на одно из рижских оборонных предприятий. Естественно, об этой новости раньше меня узнал штабной женский персонал – секретарша командира, машинистки, бухгалтерши, телефонистки и естественно уборщица тётя Дуся, которая обладала удивительным даром всегда о всех новостях в нашем городке узнавать первой… Ну, совсем как Штирлиц, только со шваброй… Получив командировочное задание и выйдя из кабинета командира, я сразу очутился в толпе штабных дам, которые под руки сопроводили меня в бухгалтерию, вручили мне уже подписанное командиром командировочное удостоверение, небольшую по тем временам денежную сумму командировочных и деньги, на которые я должен был купить в Риге какой-то настоящий зелёный сыр под названием «Рокфор». Сначала хотели одну головку, а потом, по принципу «гулять, так гулять», остановились на двух головках. Сослуживцы офицеры были немногословны, попросили привести только дробь на уток и картечь «0000», так как в то время снабжение провинции охотничьими боеприпасами было очень скудным. Вечером я уже лежал на верхней полке плацкартного вагона пассажирского поезда «Львов – Рига» и беззаботно думал – о Риге, в которой никогда ещё не был, о погоде – чтобы повезло, и о том, чтобы в полдень, по прибытии поезда в Ригу, не забыть вместе с билетами на обратный путь, купить туристическую карту Риги.
На следующий день всё шло быстро и удачно. Служебное задание я успел выполнить до обеда, вместе с военпредами завода плотно пообедал в заводской столовой, получив информацию и отметив на карте, где мне теперь искать заказанные сыр и дробь. Вышел через заводскую проходную и поехал к центру Риги на трамвае. И тут я совершил первую ошибку, не рассчитав расстояние между искомыми магазинами. Понял только тогда, когда нагрузил свой большой портфель свинцовой охотничьей дробью и картечью общим весом более 10 килограммов. Дно портфеля оттягивало так, что ручкой резало до онемения пальцы рук. Удивительно, но пластмассовая совдеповская ручка не сломалась и не оторвалась. Вот было истинно советское качество! На проспекте Ленина (теперь уже он называется Бривибас) я нашёл фирменный сырный магазин по одному только ароматному, сильному приятному запаху, стелящемуся на весь квартал. Обилие по количеству разновидности сыров в небольшом по площади магазинчике меня поразило. Ведь, кроме «Российского», «Голландского» и «Костромского» сыров я раньше о других сырах ничего не знал… Две головки нужного сыра мне любезно завернули и упаковали в большой крепкий матовый фирменный пластиковый пакет с необычными застёгивающимися пластиковыми кнопками. На переполненном пассажирами троллейбусе я довольно быстро доехал до привокзальной площади. Выйдя из троллейбуса я подумал – как приятно и комфортно я ехал сегодня от завода на трамвае и до чего же душным и каким-то вонючим мне показался рижский троллейбус… А ещё – бросилось в глаза безумно злые взгляды рижан друг на друга с каким-то явным скрытым подтекстом, моментально освобождающих салон троллейбуса у железнодорожного вокзала… В центральном зале пригородного сообщения я купил и с большим удовольствием съел несколько свежих горячих пирожков с ливером, с капустой, с рисом и яблочным повидлом, запил всё это горячим кофе и перебрался в зал ожидания вокзала дальнего следования. Куда-то идти ещё со своим грузом мне совсем не хотелось. Кое-как, дождавшись посадки на свой пассажирский поезд «Рига – Львов», я с трудом донёс свой неподъёмный портфель к своему вагону. Плацкартный вагон пассажиры забили битком. Моя верхняя полка была последней у выхода к туалету. Я забросил пакет с головками сыра на верхнюю третью полку, а раздутый свинцовой дробью портфель кое-как запихал под нижнее сидение. В тот миг я почувствовал такой прилив душевной радости и неописуемой благодати, какими способен одарить только сам Владыка. Однако, это моё торжество оказалось коротким… Вечерело быстро. Шум и суета в вагоне постепенно стихали. Пассажиры готовились ко сну. Вот уже в проходе душного спального плацкартного вагона появились первые оголённые ступни ног, торчащих с полок… В вагоне становилось всё жарче и всё сильнее становился неприятный, похожий сначала на устойчивый крепкий запах грязных носков и потной обуви. Проводники, как обычно, отключили на ночь основной свет в вагоне и включили ночное освещение. Вагон сразу же погрузился в полусумрак. Дежурная проводница, пройдя по вагону, громко отметила:
– Ну, и запашок! Может быть, дверь в тамбур приоткрыть для усиления вентиляции?
Услышав сразу несколько одобряющих голосов, она зафиксировала приоткрытую дверь. А, неприятный запах становился всё крепче и ядрёнее. Слабым сквозняком, видимо вонь распространило уже в противоположный конец вагона… Уже и оттуда стала доноситься ругань. Сон у всех пропал. Все молча сопели. Возмущённые пассажиры молча смотрели друг на друга с такой ненавистью, что их в этот миг можно было бы уговорить броситься в штыковую атаку на любого врага! Курящие мужики всё чаще стали выходить в тамбур на перекур, подышать более родным и близким прокуренным воздухом. К некоторым стали даже присоединяться некурящие дамы, чтобы глотнуть «свежего» воздуха. Дежурная проводница, не желая больше терпеть вонь, со злобой захлопнула дверь своего служебного помещения, таким образом, отгородившись от всего вагона. Неожиданно в середине вагона при полной тишине раздался громкий возмущённый мужской голос:
– Это какой же сволочью надо быть, чтобы так подло мерзко часами бздеть на весь вагон и бессовестно издеваться над людьми?! Ну, выйди ты в тамбур и бзди там сколько твоей душе угодно! Никто тебе ничего плохого не скажет!
Наступила гробовая тишина, словно пассажиры ждали, что кто-то ответит на громкое возмущение мужика. Пассажиры молча продолжали с большой подозрительностью смотреть на своих соседей по купе злыми пронизывающими взглядами… Кто он – этот гад устроивший бессонную украинскую ночь большинству пассажиров плацкартного вагона? Я всей душой был на стороне возмущённого народа. Устроившись головой к открытой двери, мне в отличие от многих удалось всё-таки подремать, и было не так жарко. А утром я с большим нетерпением покинул измученный вагон, сойдя на перрон своего городка.
До проходной части я быстрым шагом дошёл пешком. Руки мои уже с мозолями горели от тяжести портфеля. Но, я старался не думать об этом. Моя офицерская форма, видимо, так сильно пропахла невыносимым вагонным запахом, что я по-прежнему его ощущал, идя ранним утром по свежему воздуху, вдоль палисадников частных домов, утопающих в зелени и цветах. Мысленно я предвкушал восторг штабной публики от привезенных из Риги «гостинцев». И не ошибся…
После доклада командиру о прибытии и исполнения его приказания, в ходе которого он как-то странно дважды повёл в сторону носом, словно принюхивался к чему-то, я зашёл в канцелярию, поставил печать на визе командира и направился в бухгалтерию для сдачи командировочного удостоверения и проездных документов. Войдя в бухгалтерию, я увидел как в полной тишине с сияющими счастливыми лицами и радостными глазами от получаемого удовольствия, все наши штабные дамы, включая тётю Дусю, с большим наслаждением, не спеша, вкушали незамысловатые бутерброды с зеленоватым сыром «Рокфор»… При этом запах в бухгалтерии стоял ужасающий! Намного ядрёнее того, что мне пришлось выдержать предыдущей ночью в плацкартном вагоне пассажирского поезда «Рига – Львов».
2019