Ликвидатор Валерий Кавтасенков: Чернобыль – это война без победителей
26 апреля – годовщина аварии на Чернобыльской атомной электростанции Валерий Кавтасенков, ныне начальник Аварийно-спасательной службы ГУ ПАСС СК, в 1988 году работал на ЧАЭС. Механизированный полк, в котором он был заместителем командира, дислоцировался в лесах между Киевской и Житомирской областями. Своими воспоминаниями он поделился с корреспондентом «СП» Валентиной ФИСЕНКО.
– Валерий Анатольевич, как вы оказались в числе ликвидаторов?
– Я был офицером Вооруженных сил СССР, а Чернобыль – обычной командировкой. На тот момент техногенной катастрофе исполнилось два года, в зараженной зоне побывали уже более двухсот тысяч человек, но на борьбу с радиацией отправлялись все новые и новые эшелоны ликвидаторов…
– Какие-то оговоренные сроки работы там были?
– Для многих это было боевое задание, которое не обсуждалось. К тому же, в 1988 году операция по дезактивации 30-километровой зоны велась посменно: те, кто «набирал» максимально допустимую дозу радиации, уезжали, а на их место приезжали другие. Так вот три месяца – это рассчитанный срок безопасного пребывания. А тем, кто оставался в зараженной зоне дольше, было туго: кожа приобретала так называемый «чернобыльский загар» – желтела. Таких «ударников» потом отправляли в госпиталь.
– Многолетнюю ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС часто сравнивали с затянувшейся войной…
– Действительно. Только победителей в ней нет. Первые отряды пожарных, военных провожали, как смертников. Нам же было попроще – зону уже поделили на несколько секторов, одну из них мы и «чистили». В масках-«лепестках», в специальных костюмах, день за днем, кропотливо проходили одни и те же участки, измеряя дозы заражения. На дезактивацию одной украинской хаты порой уходило больше дня. А через месяц-два ликвидаторы возвращались на это же место и вновь заливали крышу, стены. Даже железная техника (брандспойты, дозиметры) напитывалась радиацией. Раз в несколько месяцев ее меняли и хоронили в гигантских могильниках.
– Вам, как человеку военному, походные условия были привычны. А как вели себя призванные из гражданских?
– Мне-то привычно, а вот жена кошмарно переживала, чтобы я не ел зараженную еду. Приехала ко мне в лагерь, жила в вагончике и сама готовила. В принципе, кормили нас только привозным: всегда были горячие обеды, пили только «Боржоми». Но многие из гражданских не гнушались рисковать – собирали грибы в окрестностях, ловили и жарили рыбу. Потом это, конечно, «аукнулось» на здоровье.
– А вы сегодня на здоровье не жалуетесь?
– Почему же, я – человек в возрасте, есть какие-то хвори. Но говорить, что «подкосил» Чернобыль, это чересчур.
– Говорят, в тамошних лесах после аварии появились мутанты…
– Там, где проходило радиоактивное облако, лес стоял без листьев. И такие «оазисы» смерти сплошь и рядом с зелеными, высокими деревьями. Лес мы не дезактивировали – бесполезно: листья и трава впитали радиацию, как губка. Как говорили нам специалисты, на «перерождение» этих участков потребуется не один десяток, а то и сотня лет. А вот животные жили везде. В одном из заброшенных домов я однажды подобрал котенка. Был тощий, на очень длинных ногах. Казалось, маленькая лань, а не котенок! Но о волках с двумя головами или о гигантских сомах ликвидаторы никогда не рассказывали, да и я не видел.
– Сегодня в Чернобыль возят на экскурсии. Я слышала, что поездка в Припять – город-призрак – стоит двести долларов. Хотели бы еще раз оказаться там?
– Во сне часто бывал в Чернобыле. А наяву туда не тянет: стараюсь все тяжелое, плохое из жизни вычеркнуть. Мы делали на войне с радиацией все, что могли. До нас делали еще больше… даже ценою собственной жизни. |