– С первых дней аварии на ЧАЭС (напомню, что это случилось 26.4.1986 г.) к ликвидации ее последствий привлекались сотрудники нашего ЦНИИИ. Командировки длились от нескольких дней до нескольких недель: либо до выполнения спецзадания, либо до получения предельно допустимой дозы облучения. В октябре настал и мой черед. Я и еще ряд офицеров убыли в г. Ирпень вблизи Киева, где располагался Научный центр Минобороны. Разместились в санатории ВВС. Природа благоухала – бабье лето. Даже не верилось, что всего в нескольких десятках километров от этого рая – радиационный ад. Помню свою первую инженерную и радиационную разведку одного из некогда жилых микрорайонов г. Припять. Дорога создавала впечатление настоящей прифронтовой полосы. Сплошные полевые военные городки, КПП, палатки, парки машин, массы людей в военной форме. Вдоль дороги предупреждающие указатели: «На обочину не выезжать! Заражено!». Милицейские посты. Пункты специальной обработки. Регулировщики. Колонны машин с военнослужащими в респираторах, бронетранспортеры. Поливочные машины, смывающие радиоактивную пыль с проезжей части. А вот в населенных пунктах, наоборот, ни души: окна или закрыты ставнями, или заколочены крест-накрест. В садах на деревьях висят неубранные яблоки, а на ветвях сидят… куры, которые, видимо, таким образом спасались от одичавших собак. Все заросло бурьяном.
На выполнение задачи ушла неделя. Затем по разработанной нами программе была проведена дезактивация микрорайона силами частей Химических войск и Гражданской обороны и размещены ликвидаторы - вахтовики. Ближе к месту взрыва передислоцировалась и наша оперативная группа – на базу ДОСААФ в г. Чернобыль на берегу Припяти. Основным прибором радиационной разведки был войсковой дозиметр ДП-5А – пока выдаст показания через 20-60 секунд, кажется, что вечность проходит. А в наушниках звуковой индикатор, сигнализирующий о повышении уровня гамма-излучения, в это время все чаще и чаще тревожно щелкает! Хотя прошло ровно полгода после взрыва 4 энергоблока, и шел монтаж саркофага, уровни радиации по-прежнему оставались смертельно опасными. В ноябре провели повторную очистку и дезактивацию кровли соседнего 3 энергоблока, где уровни заражения составляли до 500 Р/ч, а возле его вентиляционной трубы – до 2500 Р/ч. Для информации: предельно допустимая доза облучения для персонала была установлена 25 бэр (1 бэр примерно эквивалентен дозе 1 Р/ч; доза от 100 бэр – лучевая болезнь, от 450 бэр – погибает 50 % облученных). Добровольцев выводили на крышу по двое, как правило, на 2 минуты. За время командировки в Зону все гарантированно получили «свои» 25 бэр. За превышение одновременно полагались и денежное вознаграждение, и дисциплинарное взыскание. Офицеры, верные долгу и присяге, знали, чем жертвуют, знали, во имя чего. Вместе с тем были и неоправданные жертвы – иногда по незнанию обстановки, иногда по глупости или чрезмерной браваде. Так, комиссия доложила Правительству СССР об окончании работ по сооружению саркофага к 69-й годовщине Октября. По этому случаю майор-химик водрузил знамя на той самой вентиляционной трубе, в результате чего получил смертельную дозу радиации. Кстати, доложить-то доложили, а реально разрушенный реактор был закрыт только к концу ноября.

Прошло уже более 30 лет с того времени, как мир пережил самую крупную техногенную катастрофу ХХ века – аварию на ЧАЭС. За это время что-то уже позабылось, что-то начинаешь осознавать по-новому. Но навсегда останется в памяти тревожное ощущение невидимого врага – радиации, который был везде: вокруг тебя, на одежде, коже и даже внутри. Фронтовики говорили, что в войну на передовой, в окопе было проще – враг вот он, за нейтральной полосой… 

– В конце 1988 г. Советский Союз постигла еще одна трагедия – 7 декабря в Армении случилось мощное землетрясение, практически стершее с лица земли города Спитак и Ленинакан и унесшее 25 тысяч человеческих жизней. И опять на передовой оказались специалисты Инженерных войск – было задействовано более 1 000 человек личного состава и 300 единиц техники. Эта тревожная новость застала меня в командировке на Урале в г. Алапаевске, где мы испытывали новую бурильно-ударную машину (изделие «Край»), предназначенную для механизации буро-взрывных работ в мерзлом и талом грунте, а также в скальных породах.

Поясню читателем, что особое место в ряду мероприятий по ликвидации последствий землетрясения занимают взрывные работы по обрушению аварийных зданий промышленного и жилого фонда. При этом требуется сохранить уцелевшие здания и сооружения, зачастую непосредственно примыкавшие к обрушаемым, и обеспечить безопасность населения и формирований, ведущих разборку завалов, поиск и извлечение погибших людей. Подготовку шпуров (узких цилиндрических отверстий диаметром до 75 мм) и установку в них зарядов взрывчатых веществ приходилось проводить в опасных условиях возможного обрушения конструкций, в основном с применением мото- и электроперфораторов, что затягивало сроки. Поэтому было принято решение попробовать применить в этих целях бурильно-ударную машину. 31 декабря я получил команду срочно подготовить опытные образцы (2 машины) и экипажи к переброске в Армению. В морозную новогоднюю ночь (минус 40 гр. С) совершили 250-км марш в свердловский аэропорт Кольцово, куда за нами специально прибыл самый большой на то время грузовой самолет АН-22. Посадку произвели в Ереване. А там плюс 18 гр. С! Когда открыли грузовой отсек самолета, наши замороженные машины сразу же покрылись 5-см инеем – прямо «белые лебеди».
Обстановка в разрушенном Ленинакане была удручающая и напомнила мне мой родной Калининград (бывший Кенигсберг) конца 1950 - начала 1960 гг., когда он еще не был полностью восстановлен. После землетрясения прошло уже более 3 недель, а на улицах все еще были расставлены гробы, куда укладывались тела погибших, извлеченные из-под завалов. Живых уже не находили. Большое количество жертв, оплакивающих родственников, оказывали сильнейшее психологическое воздействие.
По прибытии немедленно провели эксперимент по нетрадиционному применению машины для бурения шпуров в зданиях. Результат превзошел все ожидания! Наши машины и их экипажи проявили себя наилучшим образом. Если до нас на подготовку к подрыву, например, 9-этажного дома уходило 2-3 дня, то с нашей помощью было покончено со всеми домами этой серии и другими, подлежавшими обрушению, всего за 2 недели. Особую сложность и опасность представляли мраморные плиты, которыми была облицована гостиница «Кумайри». От вибрации, вызванной бурильными работами, они приходили в некоторое движение, так и норовя рухнуть на наши головы. Но, к счастью, никто из моих подчиненных не пострадал. Вот почему в шутку (хотя какие могут по таким поводам шутки) я называю себя дважды ликвидатором. И горжусь, что Родина отметила мое участие в ликвидации последствий страшнейших катастроф двумя орденами.