Приехали люди со всего Советского Союза, разных национальностей и нравов. В срочном порядке были мобилизованы резервисты, только из Беларуси – порядка 10 тысяч человек. В обязанности особого отдела входил сбор информации с подразделений, а также сведений о происходящем вокруг станции. А ведь толком истинной информации не было никакой!
В режиме «информационного вакуума» выполняли свой долг тысячи советских граждан. По повесткам военкоматов их призывали на учения, которые должны были продлиться 55 суток. Но по прибытии в зону выяснилось, что вместо двух месяцев возле Чернобыля им придется провести полгода.
– Для некоторых это стало шокирующей неожиданностью. Однако, несмотря на это, люди принимали обстоятельства как должное. И в этом я вижу пример подлинного героизма,  – считает Виктор Григорьев.  – Нам никогда не приходилось слышать, что кто-то не хочет или отказывается работать. Правда, анекдотичные ситуации все же были. Как-то не досчитались одного «партизана». Начались поиски, звонки… Оказалось, что он срочно поехал домой, чтобы усыновить третьего ребенка. По закону того, кто имел троих и более детей, в Чернобыль не отправляли. Но таких «дезертиров» были единицы,  – рассказывает подполковник Григорьев.

Оперативная группа. Чернобыль, 5.1986. Григорьев (первый в 1 ряду)

Люди трудились без выходных. Жили в палатках. Подъем в 6 утра, завтрак и работа до 9 вечера. А работа была непростой. То, чем занимались солдаты, называлось «мыть деревни». Процедура эта заключалась в дезактивации населенных пунктов в 30‑километровой зоне. Жителей из деревень на тот момент уже эвакуировали. Дозиметристы проверяли уровень радиации, а затем уже солдаты особыми растворами обрабатывали жилые дома, снимали крыши, в полутора метрах от дома поднимали зараженный грунт и увозили в могильники для захоронения. Так деревни постепенно «мыли» одну за другой. А через несколько дней солдаты снова возвращались на исходные позиции, и все начиналось заново.
* * *
Одна из важнейших проблем радиационной безопасности – это установление предела дозы допустимого облучения. Но и здесь не было однозначности: на тот момент разнились даже единицы измерения радиационного фона и излучения. А ведь не зная об истинных масштабах опасности, невозможно ей противостоять. Все, кто находился возле атомной станции, не имели не только средств защиты, но и каких-либо знаний о мерах предосторожности. Вокруг было много ученых, врачей, но никто не мог толком ответить на вопросы, волнующие людей.
– Мы спрашивали у академиков: откуда взялась допустимая норма радиации – 50 рентген в час?  – делится некогда волнующей темой подполковник Григорьев.  – Оказалось, что в результате опытов, проведенных на крысах, при получении такой дозы облучения солдат еще в течение трех дней может выполнять боевую задачу… Когда мы покидали Чернобыльскую зону, в справках писали примерные данные о радиационном фоне. У меня написано 4,64 рентгена. А можно было написать 50 или 200. Выданные нам дозиметры вообще показывали 0!
Что касается спиртного, которое нам якобы давали в профилактических целях, то это все неправда. Хотя нужно отдать должное: нас поддерживали хорошим питанием. Но когда прошел слух, что от радиации защищает красное вино, тут все принялись доставать это «лекарство».
* * *
Весна. Светило солнце. Цвели сады. Природа совершала цикличную смену времен года. Как будто и не было аварии, изменившей привычное течение жизни в этих краях. В майской неге об опасности забывали и те, кто был брошен на ликвидацию последствий техногенной катастрофы. Желание жить и радоваться брало верх.
– Нам все время говорили: «В лес заходить нельзя, это опасно, там пыль…». Нужно было бояться, а мы даже не знали, чего именно. Нам даже в футбол не разрешали играть. Но запреты не действовали: погода была прекрасная – ну как тут не расслабиться?  – задается вопросом, не требующим ответа, Виктор Николаевич.
Поэтому солдаты гоняли в футбол. Кто-то загорал на солнышке. Это состояние внешней беспечности нарушали только вертолеты, которые поливали окрестности коричневой жидкостью – отходами от сахарной свеклы, как говорили тогда военнослужащим. Липкая жидкость на время предотвращала поднятие пыли на дорогах и обочинах. Но это все были практически бесполезные меры: до первой проезжающей машины.
* * *
В город Припять майор Григорьев прибывал ежедневно, чтобы доложить руководству об обстановке. И как ни странно, Припять представала красивым и богатым городом. Добротные дома, ухоженные улицы, машины, стоящие во дворах. И хотя жители давно покинули дома, город не казался пустым: постоянно куда-то спешили военные, а в сторону станции, по еще недавно мирным улицам, время от времени шла бронированная техника. Но о том, что город превращается в призрак, свидетельствовали беспризорные собаки, которые начинали дичать без хозяев и жутко выли по ночам. Появились слухи о том, что в районе станции проводятся научные эксперименты.
– Я стал свидетелем сцены, как одного из солдат, которых везли в город, при виде станции обуял ужас. Он закричал и выпрыгнул из машины, двигающейся на полном ходу…
* * *
В Чернобыльской зоне Виктор Григорьев пробыл два месяца. Офицер помнит, как уже по дороге домой, заходя в магазины, его всегда пропускали к кассе без очереди. Форма нового образца сигнализировала: он возвращается ОТТУДА. В стране, где постоянно царил дефицит, это было показателем наивысшего уважения.
В годовщину трагедии Виктор Николаевич старается не вспоминать, что пришлось увидеть и прочувствовать. Все позади…
В 1990 году подполковнику Григорьеву вручили орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени. В отчужденной зоне ему больше бывать не доводилось. Туристические поездки в Припять он считает кощунством: «Это то же самое, что сходить в лепрозорий на экскурсию. Деньги можно делать на чем угодно, но не на человеческом горе». Люди, которые отдали здоровье и жизнь, ликвидируя последствия аварии, шли на это абсолютно сознательно.
– Мы были молоды и понимали, что стоим на передовых рубежах,  – говорит он.  – Ребята добровольно шли, чтобы бросить песок на взорвавшийся энергоблок и хоть как-то предотвратить дальнейшее распространение угрозы. У каждого из нас был искренний порыв души…